«Очки и нос скрывают мои слезы»: откровения клоуна, который работает с больными детьми

Сердечкин с легкостью находит с детьми общий язык

Фото: Предоставлено "Комсомолке"

Для детей в больницах приход клоуна — чуть ли не единственный повод улыбнуться, хотя многим и это дается с трудом. Непросто приходится и представителям этой необычной профессии — веселить, кривляться, петь, когда перед тобой ребенок с тяжелым и порой неизлечимым недугом. Больничный клоун Сердечкин, он же Евгений Снедеркин, откровенно рассказал «КП-Самара», как тренируется перед заходом в палату, что переживает за рабочий день и на какие уловки идут волонтеры, чтобы даже во время коронавируса радовать малышей.

Сердечкин вылез из Салатика

— У меня два образования — медицинское и культурное. Первое я получил для мамы, ей всегда очень хотелось, чтобы я был врачом. А творчеством я занимался всю жизнь — лет с 6-7. Все вечеринки школьные, музыкальная жизнь класса на моих плечах были. А кто будет вести праздник? А кто ко дню рождения Высоцкого литературный вечер организует? Помню, что знал у Высоцкого полторы песни и пришлось интересоваться. Нашел кассету у отца и на ближайшие полтора года она стала моей любимой.

Не скажу, что получил в академии культуры много знаний — учителя у меня были по жизни. Своим неофициальным наставником считаю нашего знаменитого ведущего Владимира Сергеевича Михайлова, которого знали как Буба Самарский. Гениальнейший человек, настоящий тамада! Сейчас многие не хотят, чтобы их так называли, но какая разница, как вы себя обозначите, главное — как вас видят со стороны!

Укулеле - инструмент, который помогает Сердечкину в работе

Фото: Михаил ГОРЮНОВ

Клоунский образ у меня появился задолго до обучения. Мне тогда было лет 25. Жена искала подработку, устроилась в анимационную контору и говорит: «Мне нужен аниматор в образе клоуна». Как сейчас помню, это был клоун Салатик. У организации все персонажи с едой связаны оказались — Салатик, Ириска... Почему нет? Подурачиться с детьми, подзаработать. И пошло, поехало. Правда, не очень комфортно себя ощущал в Салатике — зеленый костюм, широкие брюки, большие пуговицы, жилетка, парик, нос. Но делал то, что требуется, многим нравилось, звонили, приглашали.

Сердечкин вылез из Салатика. Сначала мне не понравились брюки, я их поменял на серые. Потом появился фрак, но вскоре и он перестал фигурировать, потому что тяжелый и плотный. Все действия руководствовались двумя вещами — мне не нравится, мне неудобно. В течение трех лет я нашел удобный образ. Удобство — это когда провел час праздника и не заметил на себе. Псевдоним придумал мальчик Лева, которому было годика 3. Моя настоящая фамилия Снедеркин, ее никогда никто не произносил правильно с первого раза. Моя жена Юля была у Левы няней. Однажды мы заехали к ним на чай, только зашли, а мальчик уже бежит к нам обниматься и кричит: «Сердечки приехали! Сердечки!» Я тогда искал псевдоним, никак не мог придумать его, и так он устами младенца появился и со мной уже больше 10 лет.

У больничных клоунов есть свой кодекс

Вариант с больницами появился неожиданно в 2015 году. Сокурсница из медучилища Женя, которая работает в министерстве здравоохранения, предложила такой формат. Согласился. До этого про больничных клоунов слышал мало. Видел фильм «Ценитель Адамс» с Робином Уильямсом, но мне он категорически не понравился. Хороший как идея, но этот фильм вводит меня в депрессию и стресс, он мрачный, хотя о светлых вещах. Я люблю хэппи-энды. Грубость и серость мы и так видим. Сам Патч Адамс, о ком снято, не любит его.

Я искал возможность научиться больничной клоунаде, ходил на курсы, но там говорили ахинею. Как общаться с детьми, как им сопереживать — да не нужно им сопереживать! Сочувствия и слез там и так не вывезти.

Евгений работает в медучреждениях с 2015 года

Фото: Предоставлено "Комсомолке"

Мой первый выход был в общее отделение травматологии, где находились и взрослые, и дети. Он получился курьезным. Я решил принести туда свой опыт с ведения праздников и по привычке попросил всех поаплодировать. Забыл, что в травматологии проблемы с этим. Один дядька мне говорит: «Знаешь, друг, единственное, что мы сейчас можем, это постучать гипсом о гипс». Хорошо, что образ клоуна позволяет смеяться над собой. Я начал искренне ржать над своей ошибкой, эта простота разрядила обстановку, и все прошло по-доброму. Вспоминаю это со стыдом, но это и урок для меня. Больничный клоун должен считывать информацию здесь и сейчас. Нужно понимать, как вести себя с агрессивным ребенком, как быть один на один с ним и прочее. У меня три дочери, большой опыт общения с детьми, и это очень помогает.

Многие молодые ребята, пробовавшие себя в роли больничных клоунов, не справились. Кто-то понял, что это не его, другим стало страшно. Мне интересно, я люблю детей, мне нравится с ними играть, я знаю, как вести себя в больнице. Но у каждого свои причины заняться таким делом. Однажды мы работали с девушкой по имени Настя. Девчонка с душой мальчишки — боевая, колючая. Она хорошо влилась, у нее появились крючочки, которыми она цепляла детишек. Мальчишки ее очень любили, вся своя была. Потом я узнал, что она до больничной клоунады была жертвой насилия, с ней плохо обходился то ли отчим, то ли кто-то еще. Нужно было выживать как-то в этой жизни и отсюда такой «колючий» образ и желание помогать детям.

У больничных клоунов есть свой кодекс. Важные моменты: мы приносим добро, не надо акцентировать на сочувствии, надо быть помощником в процессе лечения. Мы не шумим, в каждой палате проводим от 3 до 15 минут, соблюдаем все меры предосторожности. По одному выходить нельзя. Минимум двое и в паре нужны опытные люди, которые могут вылезти из любой ситуации. Делим роли на «хороший» и «плохой». У клоунов это — «рыжий» и «белый». Рыжий — выскочка, крикун, балбес. Белый — мудрый, остепенившийся. В палатах играем, общаемся, шутим. Пару лет назад я добавил в свою программу укулеле — дочку гитары. Теперь мы и песни поем — «Друзьяшки», «Недообнимашки», «Улыбашки»... Еще у меня есть собственное изобретение в больничной клоунаде — «Выздоровляшки». После посещения каждого отделения — хирургия, травматология, онкология — выкладываю в сети видеоотчеты. Уже есть целый сериал, три сезона.

Все боятся подростков

Были моменты, когда накладные очки и нос скрывали мои слезы. Однажды приходил к девочке по имени Алина и не смог сдержаться. У нее был серьезный диагноз, ее мама сказала: «Вы нам очень нужны». Алина спокойно со мной разговаривала, как с другом. Не так, как с другими детьми, когда они сначала осторожничают, а потом отпускать не хотят. Мы порисовали, пообщались, а потом мама написала мне «ВКонтакте», что «после операции ребенок лежала в палате одна, совершенно опустошенная, а тут появился Сердечкин и все изменилось». Она быстро пошла на поправку. Бывали и другие случаи, особенно в начале моей карьеры, когда слезы сами выпрыгивали из меня. Пытался спрятать, увести тему, но увы. Сейчас я справляюсь. Сочувствия в больницах хватает, наша задача — принести свет, уют, добро, тепло, надежду, любовь посеять в сердца людей.

Пациенты всегда ждут Сердечкина

Фото: Предоставлено "Комсомолке"

Эмоционально тяжело, но с опытом учишься. Я понимаю, куда еду, что будет происходить, и создаю такую атмосферу, чтобы лирики не возникало. Ухожу от нее шутками — словами, песнями, жестами... Самый сложный контингент — подростки от 9 до 15 лет. Их все аниматоры боятся. Они клоунов не воспринимают, начинают Пеннивайза вспоминать. Но я нахожу общий язык с ними, мы всегда друзья, свои парни и девчонки. У меня есть свои фишечки. Так, надо понимать, что если ты подошел к ребенку, сверху вниз на него смотришь и говоришь: «Привет, малыш!», то это нехорошо. Это для нас он снизу, а представляете, над нами дядька пятиметровый наклонится? Над ребенком нельзя сверху нависать. Обычно я издалека уже начинаю махать рукой — «Привет!» — и понимаю, контактный он или нет. Общаемся мы на одном уровне.

Перед заходом в палату происходит небольшая тренировка. Разминаю голос, руки. Если я с неопытным человеком, то всегда предупреждаю коллегу, что «пока я не скажу, ничего не говоришь и ничего не делаешь». По сути, помощник — моя вторая тень.

Иногда Сердечкина били

Некоторые моменты запомнились на всю жизнь. Над одним из них я долго размышлял. Однажды мы зашли в палату, на позитиве, все классно. Но со второй минуты справа в углу начался крик и плач истеричный. Девочка лет 8-9 сидит на кровати в позе лотоса и кричит в угол, лбом уперлась. И как рупором все раздается. Дети говорят: «Сердечкин, не переживай, она всегда так». Но я решил все-таки вызвать врача. Доктора тоже не удивились, узнав о ком речь. Сами мы ретировались с поля боя в другую палату. Стал размышлять, что происходит, и психологи объяснили, что таким образом девочка требует любви и внимания. Это все идет из семьи. Ее крик был зовом: «Заметьте меня, обнимите меня, дайте тепло». Мне сказали, что я не дал ей этого, да и не смог бы при желании. Она бы начала манипулировать мной. Больничный клоун должен знать, как реагировать. Иногда меня даже били. Малыш подошел и пинал меня ногой. Нужно понимать, что он таким образом привлекает к себе внимание. Реагировать надо в лучшем случае нейтрально. Но не обнимать, конечно, он неправильно тебя поймет. Я просто отшутился.

После встречи с Евгением дети довольны

Фото: Предоставлено "Комсомолке"

После двух часов больничной клоунады я всегда приезжал домой примерно в час дня и лежал бревном. Из меня будто уходила вся энергия, такого не было на мероприятиях, которые длятся по 3-6 часов. Но морально я был счастлив. Никаких срывов и сложностей.

Из-за коронавируса режим поменялся. Теперь мы общаемся с детьми по видеосвязи. Я звоню маме, она в палате с камерой ходит, показывает меня детям. Ржем, песни поем, анекдоты рассказываем. У меня есть программа, рассчитанная на интерактив через камеру. Даю детишкам задание, они выполняют, бегают, ищут тайники, которые мама заранее раскладывает.

Недавно я все-таки попал в поликлинику. Мы делали популяризацию прививочной кампании против гриппа. Прошлись по этажу, пообщались. Все было статично, без лишних людей. Меня после этого закидали огромным количеством жесткого негатива. И в личку писали, и в комментариях — обвинили в том, что Сердечкин вторую волну ковида принес. Я был в маске, в перчатках, но с кем-то из ребят отбил пятюню, это попало на фото и стало причиной гнева.

Я не хочу хвалиться и говорить, что мы чудесным образом исцеляем детей. Но были благодарные родители, которые писали мне и говорили спасибо. Одна мама-одиночка призналась, что я вытащил ее дочь из эмоциональной ямы после сложной операции на легкие. С некоторыми ребятами мы встречаемся до сих пор — на праздниках и мероприятиях.

«Джокер» — обалденный

Больничных клоунов показали в нашумевшем фильме «Джокер», в общем и целом — все реально. У нас то же самое происходит, только пистолет не выпадает. Клоун может быть разным, никаких рамок и границ не существует. Ты можешь существовать комфортно в образе, если он в тебе есть. То, что я увидел у Хоакина Феникса, — это данность, вполне вписываемая в тему. Гениальный фильм, игра актера — просто обалденная. Единственное, в онкологии, например, должна быть полная экипировка — халат, шапочка, перчатки, ботинки закрытые. Полностью завешиваюсь, чтобы не занести инфекцию.

Иногда дети нас боятся. Думаю, это навеяно Стивеном Кингом, «Оно». Не очень люблю это все. Не хочу прикасаться к этой теме, к ужастикам — это липко и мерзко. В нашем случае, если страхи шуточны, надуманы и не патологичны, то три минуты, и все они разлетаются.

Никакого дохода больничная клоунада мне не принесла. Более того, все деньги, которые жертвовали бизнесмены, — кто-то 3 тысячи бросит на карту, кто-то пять, кто-то 15 — ушли в подарки.

Многие дети не хотят отпускать Евгения после встречи

Фото: Предоставлено героем публикации

КОМПЕТЕНТНО

А нужна ли психологическая помощь самим клоунам?

Ангелина Сигал, психолог:

— Безусловно, работать с больными детьми - это психологическая нагрузка. Однако человек ведь сам, по доброй воле выбирает этот вид деятельности. Что побуждает его заняться волонтерством и помогать именно больным деткам? Всегда есть мотив, осознанный или бессознательный, корни которого могут быть в личной истории волонтера. Возможно, когда-то в детстве человек сам пережил серьезную болезнь или травму, и ему не хватило в тот момент поддержки. Он лежал в больнице и думал о том, как ему не хватает мамы и грустно. Тогда могло родиться решение: «Вырасту и буду помогать детям в такой ситуации». И теперь, помогая детям, он чувствует себя нужным и выполняющим важную миссию. У каждого волонтера будет своя история, свой мотив. Важно осознать, что выбор деятельности не случаен. У человека есть потребность помогать, а за этим может быть своя собственная боль.

Требуется ли таким людям психологическая поддержка? Думаю, да. Но все индивидуально. Если человек воспринимает волонтерство как миссию, находит в этом смыслы, чувствует себя полезным и нужным, это дает ему энергию и силы — это же замечательно! Другое дело, если в результате такой работы человек чувствует себя эмоционально подавленно, его посещают мрачные мысли, уходит энергия, тут есть риск, нужна помощь психолога. Особенно если работа идет с паллиативными детьми, это травматично может быть для психики.

Какая рекомендация тут? Проговаривать свои чувства после каждого такого мероприятия. Осознанность чувств позволяет их пережить. Вот я был сегодня в больнице, как мне сейчас? Грустно, больно, печально, радостно, спокойно и т.д. Если чувства беспокоят, тревожно, то нужно обратиться к психологу.