«Терпеть дальше было невозможно. Это жесть. Никакой морали». Уволенные сотрудники рассказали про работу на протестах и ситуацию в милиции

Из милиции увольняются люди, которые не хотят выходить против протестующих.

Фото: REUTERS

После разгона протестов 9-10 августа уволились несколько сотрудников милиции в разных подразделениях и в разных городах Брестской области. Среди них есть опытные специалисты немладших офицерских званий, которые проработали в милиции не один год.

Наша журналистка встретилась с уже бывшими милиционерами. Их голоса мы объединили в одно интервью. Города, имена и фамилии, звания и должности наши герои попросили не называть. У них есть основания предполагать, что за общение со СМИ они могут подвергнуться преследованиям. Изложенные милиционерами факты, которые возможно было проверить, «Комсомолка» проверила: они соответствуют действительности.

- Мы обычные, рядовые милиционеры. Мы не сотрудники ОМОНа, у которого непосредственные функциональные обязанности – разгон массовых беспорядков, - так представляют себя уволившиеся сотрудники.

ПРО РАБОТУ НА ПРОТЕСТАХ И ЖЕСТКИЕ ЗАДЕРЖАНИЯ

– Это правда, что для работы на протестах привлекли вообще всю милицию, которая у нас есть?

– Участковые, сотрудники ОБЭП, сотрудники наркоконтроля, обычные милиционеры из дежурной части, которые принимают звонки, патрульно-постовая служба, которая пьяниц на лавочках ищет, уголовный розыск, водители – подняли всех абсолютно.

Усиленный режим службы был введен еще до выборов. Мы должны быть на связи и готовыми прибыть в ближайшее время, чтобы не получилось так, что мы за городом или на каком-то застолье. В воскресенье 9 августа, после того, как закончилось голосование, мы были уже готовы к тому, что начнутся какие-то массовые выступления.

– Вы координировали свои действия с ОМОНом?

– ОМОН – вообще отдельная структура. Они со спецсредствами. У них есть все, у нас – только палка, у них форма черная, а мы – в милицейской форме, но мы все были в защите. ОМОН приходил для усиления, для устрашения. Разгоном занимался только ОМОН.

У них свое руководство, свой старший. Мы с ними даже не контактируем. Есть самый большой начальник, грубо говоря, который руководит полностью всем процессом. Он говорит: вы - сюда, как пушечное мясо, а вы – как истребители. Это утрированно, конечно, но каждый выполняет свою роль. Были такие ситуации, что у нас даже не было щитов и мы говорили: «Ребята, нам нужна помощь, прикройте нас как-нибудь!» А они отвечали, мол извините, у нас команда стоять там. Так решили наверху.

Брест, задержания мирных граждан. Фото: Роман ЧМЕЛЬ, городской журнал «Бинокль»

– Как вас инструктировали перед работой на протестах?

– Весь инструктаж происходил так. Все собрались, оделись в обмундирование – щиты, бронежилеты, палки. Нас построили, сказали: мы защищаем общественный порядок, вы стоите там, вы стоите здесь. Все. И уже на месте начинают поступать непосредственные команды: хватать вот этих. Что, почему, зачем, на основании чего – никто не объясняет. Идут два человека по улице, допустим. «Задержите». За что? Никто не знает. Мы сами не понимали, что происходит.

Задачу получает старший офицер на своем участке. Это охрана общественного порядка. Потом могут поступать единичные указания: хватай того, хватай сего, беги туда, делай то. Может, где-то и объясняется по радиоэфиру, на основании чего нужно задерживать, но когда этот приказ приходит к нам, на низ, мы не знаем, в чем суть.

Некоторые сотрудники понимают «задержать» слишком буквально и начинают грубо хватать людей. Но ведь всегда можно подойти к человеку – в каске ты, без каски, какая разница – и просто сказать: «Пройдемте». Досмотреть, разобраться. Сделать предупреждение, проверить информацию – представляет человек какую-то угрозу или не представляет. А то взял – кинул, взял – кинул.

– Получается, это на совести каждого: заламывать руки или нет?

– Да. Кто-то дубинкой лупит. Кто-то просто в автозак закидывает, а кто-то еще и в автозаке добавляет.

– И задержанным может стать кто угодно по несчастливой случайности?

– Да. Идет такой-то, одет так-то. Задержать! Все.

– Какая цель у этого?

– Да никакой цели! Какая тут может быть цель? Запугать! Чтобы люди больше не выходили.

– Вы тоже так задерживали?

– Мы в этих задержаниях не участвовали. Мы – нет. Нет.

– Что может быть за невыполнение команды «Задержать»?

- Система так выстроена, что каждый боится не выполнить, недовыполнить команду. Потому что будет хуже. Чрезмерная жестокость, которая происходит – это необъяснимо, конечно, но есть и другой момент. Пока приказ дойдет сверху донизу, информация может исказиться. Там наверху, например, говорят: «Проверьте человека». А доходит: «Срочно задержите опасного бандита». И сотрудник думает: вдруг он успеет убежать, а с меня потом спросят?

– Сами они не понимали, что творят?

– Ну они же думали, что они крутые. Они же охраняют порядок! Все зависит от человека, от того, что у него в голове. Может, у них в детстве что-то было не так… У нас не работают все, как на подбор. Кого-то папа просунул, кого-то мама. Такие же тоже есть.

– А приказы «не трогать» отдавались?

– Ни одной инструкции «Не трогать» мы не слышали. Наоборот, было: «Работаем жестко». Или «Работаем ОЧЕНЬ жестко». Лично нам они не поступали, но, возможно, такие приказы были там, где происходили стычки, где применялись гранаты (светошумовые. - Ред.). Сказать, почему такие команды поступали, мы не можем. Мы были внизу этой цепи. И кто принимает эти решения, мы не знаем. Сотрудникам никто ничего не объясняет.

– Что происходит после задержания?

– Вы же сами видите по фотографиям, по рассказам. Какими людей выпускают с Окрестина в Минске, во всех других городах республики. Что еще здесь объяснять. Ответ на этот вопрос налицо.

Задержание в Минске вечером 9 августа.

Фото: REUTERS

ПРО ПРОВОКАТОРОВ И МАЙДАН

– Телевизор нас накачивал тем, что сейчас начнется майдан или гражданская война, а кругом одни провокаторы и боевики. Вас тоже к этому готовили?

– Да какие майдан и провокаторы? С боевиков, которые разбежались по стране, все просто посмеялись. К чему нам готовиться? Ловить невидимых боевиков? У нас есть адекватные руководители, которые перед личным составом озвучивают адекватные мысли. Они говорят: ребята, из-за пары дурачков провокаторов не надо ввергать страну в хаос. Если здраво оценивать ситуацию, то работать надо точечно, по конкретным провокаторам, а не по простому народу. Народ пусть выступает, пусть требует! Это его право. Но таких руководителей раз-два и обчелся, и их никто не слушает – есть кто-то выше, кто принимает другие решения.

– Вам вдалбливали, что людям, которые вышли на протест, за это заплатили?

– Не так. Не будем говорить за всех, но большинство понимает, что реально есть такие люди там. Мы видели, что задерживали и с гранатами, и с ножами, и с краской. В толпе есть подготовленные люди, которые идут целенаправленно создавать провокации. Это заводаторы, они между собой распределяют обязанности, приходят в толпу, заводят ее – и рассасываются. И вместо того, чтобы схватить их, хватают обычных людей.

Те, которые отдают приказы, сидят в кабинете, а мы стоим на улице, и мы все видим. И мы прекрасно понимаем, что не все люди такие. Мы видели среди протестующих своих знакомых, друзей.

Вы заметили, что ни одна витрина в городе не разбилась, даже когда были беспорядки? Как в Америке, во Франции, когда толпа целенаправленно идет громить магазины? У нас такого нет! Девушки с цветами стоят, обычные семьи выходят на протесты.

– Еще ходят слухи, что жестко работать на протестах милицию принуждают с помощью угроз – мол, иначе под трибунал пойдете.

– Прямые угрозы не поступали. Нам никто не угрожал, у нас такого не было.

ПРО УВОЛЬНЕНИЕ СОТРУДНИКОВ МИЛИЦИИ И ДОЛГИ ГОСУДАРСТВУ

– Погоны вы оставите себе на память или должны их сдать?

– Мы их за свои деньги покупали. Вот еще благодарности, удостоверения… Наверное, все это сжечь надо. Чтоб не напоминало.

– Почему вы решили уволиться?

– Я эту мысль и раньше носил в себе, но когда началось вот это (силовой разгон протестов. – Ред.)… Все. Все! Чайник наполнился, терпеть это было просто невозможно. Хотя пару лет назад все было спокойно, служба нравилась, все было нормально.

– Уволиться из милиции легко?

– У нас есть выплаты. Продлеваешь контракт на какое-то время – и тебе выплачивают стимулирующие, так называемые. Они могут быть порядка 6000 рублей. Сейчас почему некоторые люди колеблются и не могут уволиться? Им надо выплачивать деньги за то, что не отработали контракт, а кому-то нужно заплатить еще и за учебу в Академии – выходит значительная сумма. Пять лет учебы, плюс проживание, питание, износ формы, доставка транспортом, затраты на обучение педагогов, все-все-все – и это может вылиться в сумму до 20 тысяч долларов. Эти деньги государству должен выплатить сотрудник, который увольняется. Мы и наши коллеги должны от 2,5 до 10 тысяч долларов. А у многих из уволившихся по стране жены, кредиты, дети маленькие.

Плюс, если ты уходишь, не отработав 10 лет – в трудовой стаж это не идет. Ты уходишь в никуда, как будто тебя вообще не существовало. И среди тех, кто сейчас уволился, такие есть. Нужно заново начинать жизнь, если они хотят потом рассчитывать хоть на какую-то пенсию.

Задержания 10 августа. Фото: Роман ЧМЕЛЬ, городской журнал «Бинокль»

– То есть вы должны заплатить государству, чтобы больше не работать на протестах?

- Да. И хрен с ними, этими деньгами. Найдем как-то, заработаем. Но терпеть дальше это было невозможно. Это жесть. Никакой морали.

– Из милиции не увольняются только из-за того, что это дорого?

– Еще многие не уходят потому, что они столько проработали со своими коллегами, что уже не могут просто так сказать: ты иди получай камнем по голове, а я останусь, потому что у меня высокие принципы. Люди работают, чтобы прикрыть своего товарища, если реально что-то будет твориться. Когда поступает команда задерживать и бежит толпа из сотрудников милиции, то в ней будет, условно, четыре человека таких ярых, которые на самом деле хотят всех отмесить, а остальные побегут потому, что будут прикрывать коллег. Про это постоянно говорят внутри коллектива.

– В милиции держатся за свои рабочие места?

– Из рядовых сотрудников своими местами дорожат только те, у кого реально могут возникнуть очень серьезные финансовые проблемы либо осталось до выслуги пару месяцев, и их можно понять. Начальники, которые сидят в тылу и говорят: «Пацаны, вы делаете все правильно» - вот они за свои места боятся.

Жестким задержанием оборачивались даже попытки поблагодарить за службу. Фото: Уладь Гридин/Радио Свобода

– Сколько зарабатывают сотрудники милиции?

– Не сказать, что милиция в шелках. Рядовые сотрудники милиции получают обычную зарплату. То, что ты получаешь, отдаешь на бензин, потому что по служебным делам ездишь на своей машине. За свои деньги бумагу покупаешь, ремонт в кабинете делаешь ну и так далее. Получил зарплату: кредиты заплатил, машину заправил, телефон, коммуналка – и ушла половина зарплаты, еще два раза в магазине закупиться – и все.

За последние месяцы даже 1000 рублей не вышло. С отпускными было 1200 с копейками. (Свои слова герои подтверждают расчетными листками за последние несколько месяцев – Ред.).

– Это правда, что дают премии за разгон протестов?

– Никто никому ничего не дает. Может, потом и будут какие-то стимулирующие выплаты… Но это не факт. Сейчас деньгами никто не стимулирует. Присягу давали – вот и идите. Премии даются пропорционально твоему, скажем так, сословию. Кто ближе к начальнику, тот может больше получить. Простые сотрудники будут бороться с радикалами, кто-то будет камнем получать, бутылкой с краской, а кто-то будет в кабинете сидеть. Мы не знаем, как это все закончится, но в теории начальники могут и медали, и денег побольше получить. А рядовому сотруднику скажут: спасибо, ты сделал все, что должен.

Парня в белой майке скрутили, когда он шел забрать припаркованный возле ЦУМа велосипед.

Фото: Оксана БРОВАЧ

– Что вы теперь будете делать?

– Искать работу для начала. Выплатим долги родине. И будем жить новой жизнью.

– Какие у вас ощущения после увольнения?

– Непонятные такие ощущения. Мы еще там. Спишь ночью – и готов подорваться. Есть внутреннее чувство, что сейчас кто-то позвонит и начнет свой вопрос задавать. Но уже легче дышать. С выплатами надо разобраться. Иначе как начать новую жизнь, когда ты еще старую не закончил?

– Вы обращались за помощью в инициативы, где уволившимся сотрудникам обещают помочь финансово, найти новую работу, переучиться?

- Пробуем, обращаемся. Смысл в том, что напрямую мы боимся связываться – мало ли какая утечка информации произойдет. Все работают через неанонимное обращение, а мы так пока не хотим, боимся за семьи. Если было бы возможно как-то через третьих лиц обратиться за помощью... Пока думаем, как это сделать.

ПРО ЛЮСТРАЦИЮ, МЕНТОВ И ДЯДЮ СТЕПУ

– Вам не обидно за то, что происходит в милиции?

– Конечно обидно! Мы шли в милицию не с такими целями. Да, общественный порядок – это важно, но зачем перегибать? Мы шли честно работать, что мы и делали до сих пор.

– Если бы этого беспредела не было, вы бы продолжали работать?

– Да. Но сейчас мы не хотим быть причастными и не хотим находиться даже рядом с теми людьми, которые это все делают. Мы же их знаем лично. Нет желания иметь с ними что-то общее. Как они будут нам в глаза смотреть, как мы им? И чего от них ожидать? У нас есть куча совместных мероприятий: совещания, построения, какие-то корпоративные встречи… За одним столом сидеть с этими людьми и улыбаться? Нет, не хочется.

– Что вам на увольнение сказали родные, близкие?

– Поддержали. Знаете, на день рождения столько людей не звонит! Даже звонили те, с кем вообще не общаешься, только пару раз пересекался. Маленький город, информация расходится моментально. Даже друзья, которые в Россию уехали, звонят. Говорят, что мы молодцы.

Сразу после увольнения я ехал домой в такси, и депрессняком таким что-то накрыло. Что теперь делать? Я же на гражданке никогда не жил. Проговорился про рапорт таксисту. Он остановил машину – и начал меня обнимать! Это было неожиданно.

Это решение давалось очень тяжело. Все так завязано, что сотруднику сложно уйти. Если бы родные не поддержали, наверное, мы бы не смогли бы уйти. Но и не могли больше прятаться за маской.

– А что родные говорили, когда вы еще работали на протестах?

– Да стыдно было им об этом сказать. Звонит кто-то, а ты: «Я дома». Или: «Я на выходном». Стыдно просто.

– Вы боялись или боитесь сейчас за свою жизнь?

– Да. Мы же тоже люди. Сейчас люди стоят под райотделами, в Бресте под СИЗО стоят – те, которые ищут своих родственников задержанных. А мы же мимо идем на работу, проезжаем мимо на своем транспорте личном. И люди все видят. Вдруг машину сожгут? Я ее не на взятки купил, за честно заработанные деньги. А если моя жена с ребенком будет ехать на этой машине? Народ начинает всех под одну гребенку грести. Сотрудникам, которые вообще никогда и нигде не были задействованы, начинают в соцсетях писать угрозы: тебе хана, мы знаем, где ты живешь. Это реально страшно.

За то, что мы рассказали, могут быть преследования. Это могут истолковать, как клевету. На нас есть рычаги воздействия: жены, малые дети. Но нам хочется рассказать о происходящих событиях, потому что реально страшно.

– Вы же наверняка слышите, читаете в соцсетях, как люди сейчас проклинают милицию. Что вы чувствуете, когда слышите: «Менты – скоты» и тому подобное?

– Как вам сказать. Это неправильно. Обидно! Обидно за милицию, за то, что всех равняют. Но это система такая: один допустил оплошность – и получают все. И мы народ понимаем. Хотя некоторые думают, что простая милиция в этом не участвует, это все «космонавты» - ОМОН. Даже друзья наши иногда говорят: «Да вот, они такие-растакие!». И отвечаешь на это: «Так и я такой же!» А они: «Нет, вот ты – исключение!» Есть везде нормальные, достойные ребята. В своем круге мы про работу вообще не говорим, общаемся, как обычные люди.

Протесты в Бресте 10 августа. Фото: Роман ЧМЕЛЬ, городской журнал «Бинокль»

– Но, признаемся, милицию уже давно называют «менты».

– Мент – это не плохое слово. Милиционер – это дядя Степа, а мы не дяди Степы. Мы приземленные люди, делаем реальную работу. Мент – тот, кто с народом. Помогает, разговаривает с людьми. Но у нас все так запуганы, что если человек просит сфотографироваться с милиционером, он боится своего руководства, которое скажет: «Ты зачем это сделал?» Когда был карантин, в Испании, в других странах полицейские песни под окнами пели, развлекали людей, которые сидят по домам. А у нас? Загнали так, что милиция воспринимается как карательный орган.

– Это можно изменить? Вы видите выход?

– Это нужно, чтобы вышестоящее руководство приняло решение. Это могут быть даже руководители подразделений. Они могут сказать: «Хватит».

– Как вы относитесь к люстрации, в особенности, в отношении милиции?

– Среди нас это не обсуждалось. Никто не воспринимает это всерьез. Какая бы ни была политическая система, милиция нужна в любом государстве. Кого-то уволят, кого-то посадят, а кого наберут? Это может быть команда непрофессионалов. Так разве лучше будет?

– Вы можете привести пример из своей работы, когда вы собой гордились?

– Есть такой пример, только рассказать нельзя. Бывает, что помогаешь человеку в каком-то незначительном, элементарном вопросе, не отмахиваешься от него – и он возвращается, пишет благодарности. Люди думают, что нас за это премируют, но нет. Но все равно приятно делать то, что ты должен делать.

– А есть ли в вашей карьере история, за которую вам стыдно?

– Нет. За себя не было стыдно, за других – да. Даже за эту историю с протестами за себя не стыдно. Здесь, слава Богу, нам нечего стыдиться, на нашей совести нет ничего такого.

За все время, что я проработал, мне не страшно было выходить на улицу, домой возвращаться. Я знаю, что я никому ничего плохого не сделал. Но раньше можно было домой в форме возвращаться и не бояться, а сейчас – прячешься…

Милиционер пытается выгнать с площади женщин, 10 августа 2020 г.

Фото: REUTERS

– В том, что вы рассказываете, чувствуется много психологического давления. Как в милиции принято с ним справляться?

– Если надо остыть, в кране всегда есть холодная вода. Нельзя сказать, что все у нас агрессивные – абсолютно нет. Ни одна работа с людьми не является психологически легкой. Наверное, кто-то может и напиться, если у него никаких других интересов нет. А вообще у многих есть хобби: бассейн, тренажерный зал, рыбалка, футбол, кто-то даже рисует, стихи пишет и ведет блоги.

– Давайте помечтаем. Если в государственной и правоохранительной системе все-таки что-то изменится, вы вернетесь на работу?

– Думаем, это не скоро все произойдет. Должны произойти глобальные процессы. Назначить нового министра – это ничего не значит. Сколько их уже было? По факту ничего не меняется.

ПОЧЕМУ МИЛИЦИЯ НЕ СЛОЖИТ ЩИТЫ И НАКАЖУТ ЛИ ВИНОВНЫХ В ИЗБИЕНИЯХ

– Вы слышали, как на протестах толпа кричала «Милиция с народом»? О чем вы думали в этот момент?

– Каждый прикидывает, к какой милиции он себя относит и с каким он народом. Вот и все.

– Давайте подробнее. Вот толпа. Против нее выстроилась милиция. Люди ждут, что вы сложите щиты и пойдете со всеми обниматься. Такое может быть?

– Нет. Потому что страшно. Все боятся, что за это что-то будет.

– Но вас же много! Если двадцать человек опустят щиты?

– Будет минус двадцать сотрудников. Это же система. Она настолько устоялась, что даже 100 человек ее не изменят.

– А если начальник УВД скажет: мы не будем больше участвовать в разгоне мирных протестов?

– Начальник УВД так не скажет. В Гродно что ответил? «Я же вас не бью» Думаете, его совесть мучает?

– Давайте смоделируем идеальную ситуацию. Как можно помирить милицию с народом?

– В идеальной ситуации должен только один человек выступить. И все.

Команды на задержание отдает старший на участке.

Фото: Оксана БРОВАЧ

– Как вы оцениваете, виновные в избиениях, жестоких задержаниях в итоге понесут ответственность?

– Все так одеты, что даже назвать конкретных лиц, кто что делал, невозможно. В правоохранительной системе сейчас все за одного. Должно быть реальное разделение властей в государстве, которого нет. Теоретически все кое-как работало до этого момента – могли найти кого-то одного крайнего. В данный момент это бесполезно. Писать заявления, снимать побои надо, конечно, но наказать за это будет невозможно из-за того, что конкретных исполнителей не получится установить. Может, возмездие этих людей и догонит. Просто не сейчас. Все это фиксируется, не замалчивается – и это уже в данной ситуации много значит.

– Но почему молчит Генпрокуратура, когда уже столько было публикаций об избиениях, несправедливых задержаниях?

– Нет реального разделения властей. Все подчиняется одному человеку.

– Что вы думаете про извинения министра и заявления замминистра, что избиений не было?

– Это плевки.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: «Мы мирные жители! Не трогайте!»: каким был второй день протестов в Бресте

10 августа собравшихся в центре город разгоняли светошумовыми гранатами и стрельбой (читать далее)

«Мы обзвонили все больницы, морги! Понимаете, как страшно все, что происходит?»: как родственники искали задержанных в Бресте Десятки людей не знали, где их близкие (читать далее)

«Трагедия закончилась, начинается фарс». После выборов следователь из Полоцка подал рапорт об увольнении, в отношении него начали проверку Его даже хотели задержать (читать далее)

«Не сейчас»: Глава МВД Караев сказал, когда будут искать виновных в избиениях задержанных

После стабилизации в стране (читать далее)

Как действовать, если вас избили или пытали силовики?

Преступление не должно оставаться безнаказанным (читать далее)