Первые минуты...

«...Я служил на западной границе. 21 июня был субботний день. После дневной усталости мы с командиром вышли на улицу. Солнце клонилось к западу. Было тихо, последние птицы искали свои гнезда...

Постояли мы, поговорили... Это были наши товарищеские проводы Крывенкова с женой, начальника объекта, на курорт в Сочи, который должен уехать 22 июня 1941 г. в 9 часов утра. Пришел в квартиру. Жена Галина Антоновна укладывала детей - сына Анатолия, шестилетнего, и дочь Свету, 18-месячную, в постель. Пожелали мы им спокойной ночи.

Я дома долго ходил по комнате, что-то тревожило, взволнован был, что начальник оставил меня за себя, так как я был замполитом. Но еще было почему-то особое волнение, взял в руки газету «Правда» - не читается, перевернул журнал «Большевик» - не хватает чего-то, лег спать, но оно не спится.

Вдруг заговорил сынок Анатолий. Ему не спалось. «Папка, а что бы ты делал, если бы вот к нам в окошко лезли фашисты с гранатой и наганом? Захотели бы нас побить и нашу мамочку, Светочку. А у тебя только один наган, а мне нечем стрелять. Ну, ты бы стрелял, а я патроны, патроны вам всем носил бы, особенно к станковому пулемету Черкова». Он любил первый номер - тов. Черкова, тот ему сделал детские салазки. Я сказал: «Спи, сынок, хватит тебе воевать». Он мне ответил: «Ведь я тебя спрашиваю только: если бы они лезли нам в окно». И так погрузился всей семьей в последний глубокий заслуженный отдых - сон...

Перед рассветом Галина Антоновна в последний раз спокойно, не дрожало ее материнское сердце, прижала младенца Свету и покормила грудью. Последние минуты спокойного сна продолжались... Вдруг заскрипела комнатная дверь, Галя услышала и спросила: «Ты куда, сынок, в такую рань встал?» Но было уже поздно, Толик не услышал, выскочил во двор. И вот спустя несколько минут, в 4.10 утра, мы услышали гул моторов и мгновенно оглушительный взрыв бомбы в нашем расположении. Полетели стекла с рамами в комнату, и стекла нападали на Толину кровать, если бы он лежал, его стекло бы ранило в голову. Но детское сердце его почувствовало, он был с тыльной стороны дома. Мы схватились... а сына в комнате нет, вдруг вбегает он в распахнувшиеся коридорные и комнатные двери и кричит: «Папка, фашисты бомбят. Я видел много самолетов, и с них спрыгивают белые люди».

В коридоре тревожные звонки телефона возвещали о первом дне войны... Мы, опоясавшись патронами и гранатами, начали сражаться за нашу Родину...

Был сбит немецкий «Мессершмитт» в первый день войны. Летчик, капитан, выпрыгнул на парашюте. Мы его подобрали, он сразу на допросе заявил: «Дайте мне русской водки и покажите летчика, который меня сбил». Его просьба была удовлетворена, полчаса они говорили, как вели воздушный бой. Тогда немец, смотря на комсомольский значок нашего летчика, сказал: «Но раз у вас такие молодые сбивают в воздухе таких, как я, уже имея восьмилетний опыт борьбы... Я, - сказал немец, - бомбил Испанию, Африку, Францию и другие государства, и никто ни разу меня не сбивал. Тогда, - продолжал он, - ясно, что вы, русские, победите нас, ибо там осталось мало опытных, как я, летчиков». И он показал на свои кресты. Далее он сказал: «Ведь это только первый, а не последний день войны с вами».

По книге «Самый памятный день войны».